С 16 по 18 декабря в Хельсинки проходила международная конференция по вопросам ревитализации языков – MinorEuRus. , организованная Хельсинским Университетом.
Конференцию организовали две научно-исследовательские группы Университета Хельсинки, работающие в области миноритарных языков.
В конференции приняло участие около 50 человек из России, Финляндии, Швеции, Эстонии, Франции, Польши и других стран.
В фокусе конференции была тематика ревитализации миноритарных языков Российской Федерации и Европейского Союза. Важно, что это была не традиционная научная конференция, а конференция более широкого формата, в которой помимо научных докладов о результатах исследований были выступления с примерами практических инициатив в области ревитализации языков. Также важной частью конференции стала панельная дискуссия между лидерами финно-угорских организаций, а также участниками конференции в лице учёных-лингвистов и языковых активистов.
Мы вместе с Оли Урасиновой принимали участие в конференции от рабочей группы МУШ, и 17 декабря презентовали доклад об удмуртском онлайн-конкурсе по разработке новой терминологии «Малпа выль кыл».
Общие впечатления: конференция – пример следующего шага в финно-угорских исследованиях и практических инициативах в области ревитализации языков, предложенный формат оказался в разы продуктивнее того, что мне прежде приходилось наблюдать на официальных финно-угорских форумах и Конгрессах, например, последнем Всемирном конгрессе финно-угорских народов.
Несмотря на то что организаторы приглашали к участию не только учёных, но и активистов, активистов на конференции было совсем немного, и в целом активисты (если они при этом еще не являются профессиональными лингвистами, как очень часто бывают) имеют невысокую степень осведомлённости о тематике, что негативно сказывается на характере предпринимаемых действий по спасению языков и их качеству.
Кооперация между учёными-финноугроведами и финно-угорскими активистами пока имеет точечный характер и успешно работает в отдельных случаях, где это взаимодействие – заслуга конкретных людей, таких как Яннэ Саарикиви, Свет Едыгарова-Мантель или Анника Паасанен. Эти люди воплощают в себе единство исследователей и деятелей; и ангажированных учёных, и фундированных активистов. В остальных случаях системной кооперации между финно-угорскими учёными и финно-угорскими активистами нет, так как всё упирается в вопрос разницы позиций и самоопределения относительно своей роли в борьбе за сохранение языков. Чаще всего имеет место такой позиционный конфликт: учёные объявляют себя лишь наблюдателями процесса, а не его вовлечёнными участниками (вовлечённое участие сделает их ангажированными, а это для чистой науки недопустимо), активисты предполагают, что учёным ничто не мешает действовать так же, как поступают они сами – то есть, не задавая лишних вопросов своими руками взяться за спасение языков и культур, участвуя во всём и будучи глубоко погружёнными в процесс.
Сопоставление ситуаций финно-угорских языков с контекстами других миноритарных языков может быть крайне плодотворным и для финноугроведов, и для активистов – с точки зрения изучения лучших и худших практик, анализа средств и инструментов, использовавшихся собратьями по миноритету в других странах. К сожалению, приходится констатировать, что даже не этой столь передовой конференции финно-угорские активисты крайне мало пытались навести мосты и вникнуть в аналогичные ситуации у других миноритарных народов Европы. Что мешало проявить большую заинтересованность изучением лучшего опыта нашим активистам? Думаю, отчасти языковой барьер (английский знают немногие, финский – только те, кто учился на филологии, уже историки или этнографы по образованию им обычно не владеют), с другой стороны, некоторая нелюбознательность финно-угров, и, с третьей, это отсутствие понимания того, что заниматься сохранением языка и развитием культуры необходимо системно, а для этого необходимо профессионально отслеживать то, что делают в смежных ситуациях в других регионах. То есть, важно, чтобы у активистов появилось понимание, что работа по сохранению языков и пропаганде культуры может быть технологичной – что здесь так же важно отслеживать новые методы, приёмы, средства, теории, книги, как в физике, лингвистике или компьютерной технике.
Два ключевых сюжета конференции:
- Финская грусть за утраченную и теряющую себя Карелию. На протяжении всей конференции из доклада в доклад рефреном звучал мотив сочувствия карелам из России, теряющим свой язык и свою идентичность. Если все доклады разбить по языкам, которым они были посвящены, то карельский бы уверенно занял первое место. И большинство докладов по карельскому языку были представлены финнами. Финны как бы и сопереживают, и чувствуют свою сопричастность (раз посвящают этому книги, ездят в карельские деревни с экспедициями и выбирают карельский язык в качестве темы своих докторских диссертаций), но в то же время и очень остро ощущают ограниченность своих возможностей и того, как мало можно сделать для карел. От этого кроме грусти за карел финские ученые в своих докладах обращались к самим карелам с укором – Ну когда же вы сами будете это делать? Когда же вы перестанете перекладывать ответственность друг на друга в деле спасения карельского языка? Ну когда же вы поймете необходимость и неизбежность скоординированных совместных действий? Вот такая сложная амбивалентность: и сочувствие, и укор. Настоящие семейные чувства.
- Критика литературных языков и признание ценности живых разговорных языков и диалектов в противовес «искусственной» литературной норме. Вопрос стандартизации языков был в центре внимания в особенности в первый день конференции, под него был выделен целый блок в одной из англоязычных секций. Общий мотив выступающих – не дадим похоронить живую диалектную речь, являющуюся частью ежедневной разговорной практики носителей под гнётом искусственной литературной нормы, далекой от «истинного» языка говорящих.
Кратко о выступлениях каждого дня.
Понедельник, 16 декабря
Конференцию открыли председатели оргкомитета Яннэ Саарикиви и Реета Тойванен. В их совместной лекции они охарактеризовали общий исторический и социальный контекст современности с точки зрения использования языков, в котором разворачиваются инициативы по ревитализации языков. Для характеристики современной ситуации они использовали термины плюрилингвализм (plurilingualism) и суперразнообразие (superdiversity). Эти новые термины призваны подчеркнуть специфику языковой ситуации современности, когда имеет место сосуществование множества языков в множестве разных статусов и ситуаций их появления. Суперразнообразие означает не только новое языковое разнообразие, которое становится всё более заметной частью жизни большинства стран, но и пришествие новых культур. Пример суперразнообразия – сосуществование в Европе государственных языков доминирующих наций, языков коренных этнических меньшинств и языков новых иммигрантских меньшинств. Реета добавила, что в мире всегда было языковое разнообразие, и мир всегда был сверхмногообразным в плане сосуществования языков, но 21 век приносит нам новые конфигурации этого многообразия.
Яннэ Саарикиви рассказал о работе своей проектной группы, исследующей финно-угорские языки России. Группа работает в 3 основных плоскостях: социолингвистические исследования современных финно-угорских языков (преимущественно пермских), исследование политического статуса финно-угорских языков в России, а также диагностика уровня критичности положения языков. Группа имеет мультидисциплинарный состав и помимо научных исследований будет регулярно публиковать научно-популярные издания. Так, группой уже выпущена книга «Как и зачем сохранять языки народов Российской Федерации».
Реета Тойванен, соорганизатор конференции, руководит проектом «Глокальное управление: о значении и последствиях вернакуляризации понятия прав человека». Её интересует взаимодействие представителей различных этнических групп в мультиэтнической среде на локальном уровне в деле выработки совместных действий и принятия решений. Проект фокусируется на двух точках –
Саарикиви подчеркнул, что в России в целом слабо описаны случаи потери языка и попыток его восстановления – эта тема не в фокусе внимания российских лингвистов.
Саарикиви кратко обрисовал лингвистическую ситуацию в Российской Федерации. Россия – наследник советского плюрилингвистического общества, на территории России проживают носители свыше 150 языков. В советское время мультилингвальность советского общества всегда подчеркивалась, но по большому счету это было статусным явлением, чем реальной политикой. В СССР этнические меньшинства составляли около 50% населения, в России их доля ниже – около 20 процентов. Советская статистика крайне непрозрачна, ведь почти всегда во время всех переписей имело место либо занижение, либо завышение численности говорящих на том или ином языке. В научной классификации существуют разные типы этнических меньшинств: меньшинства в традиционных местах своего проживания, а также меньшинства в диаспорах. Сегодняшняя российская картина предстаёт сложной – помимо двух типов меньшинств имеет место и внутренняя этническая миграция из одних регионов в другие, которая также влияет на конфигурацию языков и этносов.
В случае финно-угорских языков имеет место такая ситуация, когда относительно большие народы имеют несколько письменных форм: эрзянский/мокшанский, марийский горный и луговой, финский и карельский. У крупных финно-угорских народов Урало-Поволжья пока сравнительно неплохая языковая ситуация: язык еще передаётся детям, но есть проблема того, что городская среда лаже в случаях доминирования меньшинства в этой местности все равно русскоязычная. В сравнении с Европой многие меньшинства лишены политических автономий вроде марийской или коми.
В Сибири, на Дальнем Востоке и на Кавказе имеет место большее языковое разнообразие, чем в Центральной России и на Урале. Меньшинства в обозначенных макрорегионах в основном представлены небольшими сообществами, ведущими традиционный образ жизни или очень архаичное хозяйство. Доминантые группы – русскоязычные, с более высоким социальным статусом. Коренные малые народы имеет более низкий социальный статус и обычно, в отличие от русского большинства, знают несколько местных языков. В России большинство автохтонных меньшинств - преколониальные, сложившиеся до поселения на этих территориях русских.
СССР, как отметил Саарикиви, был первой страной, где осуществлялось языковое планирование – создавались литературные языки, письменность, национальныеобразовательные учреждения.
Отличительная черта того периода состояла в том, что был национализм сверху - государство создавало национальные институты для меньшинств, но не было национализма снизу – мощных общественных движений, инициировавших такие перемены. В то время как в Европе, напротив, были мощные низовые национальные движения, но не было поддержки национализма меньшинств сверху от условно моноэтничных государств.
Резюмируя, Саарикиви констатировал, что и страны Европейского союза, и Российская Федерация сейчас находятся в поиске новой идеологии, задающей формат взаимоотношений и статуса разных этнических групп внутри страны. Европа стоит на распутье: или федерализм и новый регионализм придут на смену нациям-государствам (nation states), или произойдет откат к идее национального государства в более дистиллированной форме. Россия же находится на перекрёстке советской империи, федерации и национального государства. От того, какое сочетание будет выбрано в качестве модели, будет сильно зависеть политика в отношении меньшинств.
Общая черта языковой ситуации России и Евросоюза в том, что многоязычие имеет официальную поддержку, но в языковой практике превалирует одноязычие. Многоязычие в обоих случаях рассматривается как идеология или цель, но не как ежедневная практика.
Подытоживая своё выступление, Саарикиви и Тойванен заявили, что наука до сих пор не может найти объяснение тому, почему некоторые группы теряют свой язык, в то время как другие его сохраняют в схожих, а подчас и более трудных ситуациях. Именно в силу того, что этот фундаментальный вопрос еще не решен, всякая попытка исследования ревитализации языков и многоязычия будет, по мнению организаторов, вкладом в получение ответа на этот вопрос.
Доклад Аннели Сархимаа из Университета Майнца (Германия). Её доклад назывался «Финно-угорские миноритарные языки в ЕС – основа для нового инструмента оценки сохранения языка».
Она представила результаты исследования состояния языков финно-угорских меньшинств в России и Европе, проводившееся группой учёных-финноугроведов в рамках проекта ELDIA в 2010-2013 годах.
Группа исследователей, часть из которых презентовала свои исследования на этой же конференции, исследовала 12 языковых сообществ финно-угорских народов в Европе. Это были либо сообщества иммигрантов, либо традиционных меньшинств на территории других государств. Были исследованы следующие языковые сообщества: квенское в Норвегии, северо-саамское в Норвегии, меянкели (торнедальского языка) в Швеции, шведско-финское в Швеции, карельское в Финляндии, эстонского языка в Финляндии, карельского языка в России, вепсского языка в России, сету языка в России и Эстонии, выру языка в Эстонии, венгерского в Словении и Австрии, эстонского в Германии. Для проведения исследований был разработан специальный инструмент степени сохранности языка – Барометр жизнеспособности европейских языков (European Language Vitality Barometer (EuLaViBar)). По словам Аннели Сархимаа, в барометре учтены недостатки предшествующих диагностических инструментов.
Аннели подчеркнула, что назначение этого барометра – фиксация актуального состояния языка в языковом сообществе, а не предсказание его будущего. В барометре есть 4 принципиальных измерения, по каждому из которых язык получает некоторые баллы: 1) законодательство (правовой статус языка), 2) образование (использование языка в образовании), 3) медиа (использование языка в медиа), 4) использование языка и взаимодействие на языке.
Помимо разработки специального барометра, группа исследователей провела оценку жизнеспособности языков всех выше описанных групп, и по некоторым наложила данные между собой – чтобы видеть некоторую градацию, от наиболее защищённых языков к наименее защищённым. По итогам сравнения в наиболее тяжелом положении оказались карельский язык в России, карельский язык в Финляндии и квенский в Норвегии.
Профессор Сархимаа упомянула некоторые общие зависимости, выявленные в результате проделанных исследований:
- чем выше способности по владению языком, тем выше желанием передать его следующему поколению;
- чем меньше носителей языка, тем меньше его носители могут представить его использование в общественном пространстве.
Подробнее с устройством барометра жизнеспособности европейских языков и результатами обследования по каждому языковому сообществу вы можете ознакомиться на сайте ELDIA.
Edygarova - On Permian languages' standard varieties
Удмуртский лингвист Светлана Едыгарова рассказала о взаимоотношении литературного и диалектного языка на материале пермских языков. Главный её тезис состоял в том, что господствующая в коми и удмуртском языковом сообществе пуристическая установка, поощряющая только высокий литературный язык и дискриминирующая живой разговорный язык, негативно сказывается на использовании языка и скорее вредит его более широкому и непринужденному использованию носителями.
Литературный язык в случае удмуртского языка до сих пор воспринимается как искусственный. Натуральный удмуртский язык - это всегда удмуртский диалектный язык. Удмуртские активисты и интеллектуалы берут в расчёт только стандартный язык и не берут в расчёт диалекты. Активность по ревитализации языка может повредит живому и натуральному языку.
До 50-х в основном все удмурты были монолингвами, начальное обучение получали на родном языке. В советские времена было очень популярно слушать радио на удмуртском и читать газеты.
В 90-е – основной тренд в развитии удмуртского языка- пурификация. Проблема состоит в том, что основная масса членов языкового сообщества билингвальна, и борьба с русизмами для нее пустая игра. Сейчас наш стандартный язык - как иностранный для нас, полностью искусственный
Стандартный язык - важное средство поддержки языка (его структуры, чистоты, внутреннего эмоционального содержания), но он не должен угнетать тот живой язык, на котором фактически говорят удмурты.
Едыгарова предлагает двухслойную стратегию действий: развитие каналов передачи стандартного языка и улучшение качества владения им – для высокого литературного языка, символа нации, и снятие жестких запретов на использование более живой диалектной речи в остальных ситуациях.
Говоря о повышении качества владения литературным языком, Свет отметила, что нужно заниматься пропагандой разного рода инициатив, где используется письменный язык – письменные конкурсы, диктанты, etc., особенно в расчете на молодёжь.
Едыгарова приводила интересные результаты исследований, демонстрирующие степень усвоения литературной нормы коми языка разными группами коми населения. В частности, Светлана исследовала использование адъективных суффиксов –са (коми пуристический вариант) и –й (русское заимствование) разными носителями. Выяснилось, что носители коми языка без специализации в области коми языкознания или журналистики в большинстве случаев выбирали русский суффикс –й, в то время как представители коми интеллигенции, работающие на литературном коми языки, показали более частое использование суффикса –са.
Едыгарова заключает, что народ пуристическими решениями не пользуется, интеллигенция пользуется, по-моему, это вполне логичные результаты с учетом того, как мало усилий тратится на введение новых пуристических норм в широкое использование рядовыми коми.
Также в качестве одного из примеров чрезмерной ориентации на высокий литературный язык Свет привела перевод венгерского произведения «Мискинь Костолани» на удмуртский язык, в котором использовались некорректные качественные прилагательные, а также был переусложнён синтаксис. В сообществе удмуртских языковедов и переводчиков завязалась жаркая дискуссия по поводу этого текста в 2012 году.
Едыгарова считает, что допустимо использовать разные регистры языка для разных ситуаций, поэтому не всегда нужно отдавать предпочтение высокому литературному языку. Важны и более низкие регистры, часто фигурирующие в речи носителей.
Павел Поздеев и созданное им городское удмуртское движение инициировали начало создание удмуртского городского языка и удмуртского слэнга.
Нужно различать контексты использования языка: в художественных текстах можно использовать более живой язык, более разговорный, в общественных сферах - новости, выступления - более стандартный язык.
Свет задаётся вопросом: как сохранить эмоциональное содержание языка? Дискуссия вокруг перевода "Мискинь Костолани" касалась не только чрезмерного использования придаточных предложений, но и нечувствительности переводчика к используемым прилагательным и их сочетаемости - это знак того, что собственное эмоциональное содержание удмуртского языка беднеет, все больше превращаясь в кальку русских идиом.
В романах удмуртских писателей 30-х годов есть прекрасный язык - у нас есть язык, который нам нужен, нужно, чтобы сообщество носителей не стало от него изолированно как от мёртвого языка из книг, но не из жизни.
Annika Pasanen
Выступление Анники Пасанен шло параллельно со второй частью доклада Едыгаровой, поэтому я успел услышать только последнюю часть доклада Пасанен.
Она говорила о том, что у саамов появляется такое явление как city saami (городские саами). Растет целая генерация city saami.
Также она отметила, что в случае саамов вопрос принадлежности к саамам - вопрос политический, связанный с положенными саамам льготами.
Также Пасанен отметила, что благодаря движению по ревитализации инари-саамского языка, двигателем которого была сеть языковых гнёзд, на саамском языке начинают все больше говорить те, кто выучил язык как второй. Эти люди меняют саамский язык.
Кстати, тема новых говорящих на баскском и их влияние на язык была в центре внимания Йоханны Ланто, которая посвятила этому отдельный доклад на конференции.
