Сад
Смешно и страшно сказать: самый кинематографичный и сильный эпизод прошлого года я видел не в кино. Я прочел его, если такое можно прочесть, в толстом журнале «Знамя». А ведь толстые журналы просматривает только Захар Прилепин. Да и то, он не берет их в библиотеке. А я взял и читал на бумаге.
Это был сон. Человек сидел под виноградником во дворе дома своего отца. В плетеном кресле думал о чем-то. А потом заметил в небе точку. Точка росла и становилась человеком. Это человек падал с неба, уже мертвый, неуклюжий. Он глухо шмякнулся в соседском дворе. А потом в небе показались еще точки. Люди в нелепых позах, с исковерканными мукой лицами падали бомбами. Шумно прорывались сквозь виноградник, превращаясь на земле в кровавые ошметки. На шум из дома вышла сестра человека — она не боялась мертвецов, она только тихо обняла человека за плечи. Такой вот сон. Эти люди просто не были пристегнуты в самолете, что летел где-то высоко-высоко. И когда он развалился на части, пассажиры выпали, как горошины из стручка. Через минуту все они умрут от удушья или баротравмы. До земли долетят трупы. Кажется, на борту развалившегося самолета было написано слово «СССР». Кажется, это лучшая метафора последних двадцати лет.
Сон снился Тамерлану Магомадову, главному герою «Шалинского рейда» Германа Садулаева. В конце книги Тамерлан сдал «последнего чеченца», Аслана Масхадова, чтобы прекратить войну. Литературного Масхадова убило взрывом, настоящего, наверно, тоже. Это случилось шесть лет назад, 8 марта 2005 года. А на следующий день по НТВ и не только показали обезображенное баротравмой тело.
***
За последние лет десять вышло не так много значительных книг о Чечне, сойдет и пальцев одной руки. Загибаем мизинец: 2000-й, «Идущие в ночи», Проханов-баталист пишет классический русский военный роман. Загибаем безымянный: 2004-й, «Патологии», Прилепин пересобирает жанр, как Спилберг сделал это с военным кино. Загибаем средний: 2008-й, «Асан», Маканин все ломает: современная война не такая, старый роман умер.
А что на указательный палец? Немножко стыдная стрелка осциллографа из кавказской тетралогии Латыниной. Или нет, лучше вспомнить мемуары Трошева, тоже ведь жанр художественной литературы. А что на большой? Писатель Герман Садулаев. Своими книгами он не то чтобы отвергает или отрицает другие тексты на тему, нет — но на его фоне прочие лишь занимаются литературными играми.
***
Садулаев — по матери русский, по отцу чеченец — родился в Шали в 1973-м, а в конце 80-х поехал учиться в Ленинград на журналиста, но выучился на юриста и остался. Он дебютировал в 2006-м (сборник рассказов «Я — чеченец»), но широко известен стал после попадания романа «Таблетка» в короткий список «Русского Букера» в 2008-м (и «Нацбеста» в 2009-м). «Букер», однако, достался Елизарову. А еще имя Садулаева часто встречается рядом с именем Прилепина: они оба из поколения 35-летних, оба писали о Чечне, их обоих хвалит критик Топоров, а еще они оба любят постапокалиптические фотосессии (и в этой заметке они тоже случайно вместе). Так обычно пишут о Садулаеве в аннотациях.
В аннотациях не пишут, что Садулаев — умный (или, правильнее, мудрый) писатель со специфическим чувством юмора. Не сильно хуже Пелевина: в почти дилогии «Таблетка»/«AD», которая по внешним признакам проходит как офисная проза, хотя является типично петербургской, Садулаев играл с магическим реализмом и даже вывел персонажа Виктора Олеговича, рассуждавшего, что «русская национальная идея — это экзистенциальный онтологический духовный БДСМ. С такой особой фишкой, как резкая смена позиций». Но за небрежностью формы обоих книг проступал не столько ум, сколько равнодушие: Садулаев умеет обгонять на короткой дистанции и Павича, и того же Пелевина, а потом ему становится скучно, и повествование разлаживается. В дебютном сборнике «чеченских» рассказов этой скуки не было: там были те же слова, те же фразы, та же логика, но автор дорожил темой и не скрывал за злым юмором свою сентиментальность.
Прошлогодний «Шалинский рейд» — это возвращение к чеченской теме. Блестящее, хотя сперва этого не понимаешь: свой рассказ главный герой Тамерлан Магомадов ведет так, как Герман Садулаев пишет публицистику; он рожден в тот же день, он тоже чеченец лишь по отцу и тоже учился в Ленинграде на юриста. Отличие одно: после первой войны он вернулся на родину, в Шали. Но Садулаев не пишет автобиографию; в его художественной публицистике, простой на первый взгляд, совсем все не просто с фигурой рассказчика. Возможно, Тамерлан — шизофреник, возможно, шизофренична лишь ситуация, в которой он оказался: советский, светский человек (да еще и юрист) попадает в службу шариатской безопасности, а потом, не желая воевать, становится полевым командиром. Эта двойственность в форме и содержании — любимый прием Садулаева; русские и чеченцы у него ведь тоже два самых отвратительных народа на Земле.
Но в длинном эссе о шалинском рейде боевиков, который кончился гибелью сотни мирных жителей от российской ракеты, писатель не просто говорит, что война сама по себе бессмысленна — вряд ли бы стоило затевать для этого разговор. Избегая темы геноцида русских в начале 90-х (действие романа происходит уже после хасавюртовских соглашений), Садулаев показывает, как нарождался в Чечне религиозный экстремизм, и как он разошелся с бытовым сепаратизмом. А еще здорово проходится по всей мифологии Второй чеченской, которая не была и близко войной в привычном понимании — и уж тем более войной освободительной; войной, после которой появилась сильная Россия. Не появилось сильной России, и никто не выиграл, потому что не мог выиграть; все только устали от войны. И писатель говорит, почему так произошло — потому, что когда-то большой народ приручил малый, а потом забыл, что он в ответственности за него.
***
«Шалинский рейд» прошлой осенью попал в короткий список «Русского Букера», но уступил «Цветочному кресту» Колядиной (извините). Не страшно; Садулаев не только пишет хорошую прозу, которую стоило бы давать школьникам, но и интересен сам по себе. Кого-то может раздражать, что он левак, тоскует по СССР и даже вступил в КПРФ (хотя он, как и автор, скорее всего, тоскует не по реальной стране, а по нужным, но утерянным за последние годы свойствам личности). Важно другое: он не старается быть большим русским, чем другие русские, большим чеченцем, чем другие чеченцы, но у него получается быть настоящим, а не показным патриотом, который не боится беспристрастно говорить о проблемах и ошибках, ведущих к расколу страны. И если за это теперь зовут шизофреником и нечеловеком, то шизофреники-нелюди мне близки. Особенно, если почти чтения их прозы становится невыносимо стыдно за свое прошлое ликование по случаю мнимой победы.
k.
This entry was posted on Вторник, Март 8th, 2011 at 23:34 and is filed under Статья.
You can follow any comments to this entry through the RSS 2.0 feed.
You can leave a comment, or trackback from your own site.
